Но для Николая Николаевича всё, что он не знал,
заслуживало уважения. Это своеобразный обратный вариант героя Конан Дойла: если
Холмс относился презрительно ко всему тому, что ему не нужно и чего он не знал,
то Николай Николаевич был преисполнен
тягой ко всему неизвестному. И из всего этого он извлекал нечто
полезное. Не было такого, что бы вызывало у него равнодушие. Даже
в последние дни, когда уже стал преподавателем Демидовского университета,
Николай Николаевич не мог не делать всего сам. Всё чаще он говорил, что ему не
хватит времени, о чём он очень переживал, что ещё много недоделанного…. Когда
ему говорили, что он должен «передохнуть», что у него теперь «есть, кому
бегать», это «не его забота», он как-то иронично, казалось,
смотрел: не было ничего вокруг, что бы не было его заботой. Семья,
друзья, мы - его ученики и
коллеги, литература, образование, искусство – всё было его
заботой. А заботиться он умел. Его было невозможно заменить, ему нельзя было
останавливаться…
Вся его жизнь была на виду: все знали его, всем он помогал, все были ему
благодарны. Но какое странное
официальное молчание сопровождало все его дела! Редко о нём вспоминали чиновники - он не
требовал этого, и делал он не для этого.
Просто есть такая необходимость у человека – делать окружающий мир лучше, не
поворачивая реки вспять, не устраивая демонстрации или демарши,
быть возделывателем на том месте, на котором
находишься. Николай Николаевич, как никто, понимал это. Может быть, мы
не всегда понимали. Думаю, ещё и поэтому мы благодарны ему до сих пор. И поэтому он
теперь всё ближе и ближе к нам. Нас больше не беспокоит то, что он делал
для нас. Зато мы без помех видим, что
он делал.
Вера в студентов заставляла его
постоянно обращаться к обустройству их рабочего пространства – Николай
Николаевич с первых дней своей работы в 1976 году (тогда ещё почасовиком) в
университете активно включается в жизнь факультета. К сожалению, не могу
рассказать о том, каким был Николай Николаевич тогда, об этом могут сказать
другие. Я видел, как работал Пайков, мне посчастливилось 4 года проработать с
ним на одной кафедре. К сожалению, многие, говоря о преподавательской работе,
подразумевают лекции, практические, студенческие работы и считают, что на этом
профессия исчерпывает себя. Н.Н. Пайков
понимал преподавание совсем по-другому.
Быть преподавателем для Николая Николаевича означало создавать вокруг
себя культурное пространство, он не мог удовлетвориться общением со слушателями
лишь в университетской аудитории.
С удивлением я
узнал, что Николай Николаевич работал лаборантом (08.1976 – 12.1976) кабинета
физики ярославской средней школы № 39. Странно, где же вечная борьба «физиков»
и «лириков»? Правда, и здесь Николай Николаевич занимался своим делом: «В этот период явился одним из
создателей опытной программы по эстетике для средней школы РСФСР» (из личного дела). Уже с декабря 1976
года Николай Николаевич становится почасовиком кафедры литературы ЯГПИ им. К.Д.
Ушинского, а в ноябре 1977 ассистентом кафедры литературы ЯГПИ. Но должности не
говорят ничего: «Н.Н.
Пайков принимает участие в общественной жизни института. Более 10 лет является
руководителем факультетской стенгазеты, в последние годы - ответственным за профориентационную
работу, командиром ССХО, активным участником агиткампаний,
лектором-пропагандистом» (из
личного дела). И это буквально начало преподавательской деятельности.
Девяностые годы: «Исполняет обязанности заместителя декана факультета по работе в
общежитии, по новому набору, по научной работе, с 1996 г. заместитель декана
факультета по магистратуре, с 1997
г. председатель УМК факультета, неоднократно
кратковременно исполняет обязанности заведующего кафедрой» (из личного дела). Отметим, что первый раз Н.Н. Пайков являлся и.о.
заведующего кафедрой , будучи ещё ассистентом.
Трудно представить, чем не занимался Пайков. Ещё труднее представить размах его мысли:
кафедральная и факультетская работа была заметна на факультете, а вот работа
факультета была известна по работе Николая Николаевича вне стен ЯГПУ.
Сделать филологию популярной и раскрыть её
необходимость для человека – одна из высоких целей преподавателя-словесника.
Николай Николаевич постоянно шёл к её достижению.
Стоит только обратить внимание на
обязанности, которые он исполнял: «заместитель декана
факультета по новому набору». Ни в одном штатном
расписании нет такой должности, но он не занимал должностей – он исполнял
обязанности. Николай Николаевич активно сотрудничал со школами и учителями: читал лекции детям, проводил занятия, делился
тем, что дорого ему самому. Школьники отвечали ему тем же. Для них он создавал
и литературную секцию в научно-практической конференции школьников «Отечество», для них готовились
юношеские филологические чтения. «Исполнять обязанности» - было для Пайкова привычным.
Он их исполнял по внутреннему горению.
С какой теплотой Ирина Хоновна Шихваргер
вспоминает о том, как в 1990 году Николай Николаевич пришёл в библиотеку им. М.Ю. Лермонтова читать
лекции - уже не для школьников, а для
взрослых людей, дарил им свою любовь к слову, литературе, культуре; как
и всегда, учил слушать слово другого, понимать его! Легендарна история об импровизированной
лекции Николая Николаевича, посвящённой
ярославским храмам: без подготовки, без картинок
он смог «сыграть» архитектуру,
характер каждого собора, каждой
церкви! Это кажется чудом.
Потом Николай Николаевич стал активно
работать с ярославскими писателями; их
он собрал вокруг себя, включил в свою систему, связал разных людей, создал единое культурное пространство.
И была юношеская библиотека им. Н.А.
Некрасова, куда он привёл своих студентов, выпустив с ними не один сборник о
творчестве Н.А. Некрасова. И это - работы современных студентов, для которых
Некрасов уже не является «главным народным поэтом»! Николай Николаевич заинтересовал, привлёк их к этой работе.
В одной из первых его характеристик на
кафедре литературы ЯГПУ есть фраза: «Н.Н. Пайков сложился как квалифицированный
преподаватель и педагог, много сил отдающий обучению и воспитанию студентов»,
– в этой казённой фразе очень
много правды, очень много его жизни. Стоит только обратить внимание на то, что
в первые годы работы в университете (к 1980 г.) с Николаем Николаевичем работает 2-3
студента (количество докладов на конференции), но уже к 1988 году это уже 8-10 человек на дневном и
10-15 на заочном отделениях ежегодно!
Быть преподавателем - быть творцом. Николай Николаевич творил из нас, из людей ему
близких, свой «Ярославский
текст». Текст интересный,
многотомный, красивый и умный.
В этот «текст»
должно было войти ещё много
всего: словарь писателей, связанных с Ярославлем, научный центр по литературной
регионалистике, создание истории филологического образования в Ярославле и многое другое…
У всех в памяти сложился образ Николая Николаевича как
преподавателя, как научного руководителя, как человека. Мы узнаем сложившийся у
нас образ в рассказах других. А вот образ Пайкова-учёного, мне кажется, у
каждого свой. И ответ на вопрос- почему? - очень прост: Николай Николаевич
Пайков – универсал. Многие знали его с какой-нибудь одной стороны: для
Пушкинского дома и Карабихи он - некрасовед, для ярославских литераторов –
регионалист, для студентов второго курса – исследователь современной
литературы, для студентов третьего курса – «девятнадцативечник», для учителей – методист, и кроме того: теоретик
литературы, специалист по Тютчеву, знаток постмодернизма ( и ещё можно
перечислять и перечислять)… Биография Пайкова-учёного, надеюсь, ещё будет
создана, ибо это интереснейший феномен ярославской и российской науки.
Повторюсь: сложно
сказать что-то вразумительное, не углубляясь в ход его мысли, не пытаясь
уловить тех связей между явлениями, которые
он находил и учил
видеть других…
Николай Николаевич говорил, что для него всё началось с
вопроса о том, что такое сознание человека. Вопросы о том, где истоки сознания
человека, как действует этот сложнейший механизм, как он развивается, заставили
его обратиться и к филологии. Заметим, творчество Н.А. Некрасова для Пайкова-некрасоведа было не просто поэтическим
наследием, Николай Николаевич искал в нём универсальное выражение русского
мировоззрения. Проблематика, занимавшая его изначально, – романтическое и
реалистическое, трагическое у Некрасова - прежде всего, связана с той ролью,
которую играла поэзия и в сознании поэта, и в сознании его исследователя.
Литература явилась непосредственным выражением всего, чем живёт человек,
непосредственным отражением его внутреннего мира, говорящим о нём больше, чем,
порой, может сказать он сам.
Исследование творчества писателя повлекло за собой
обращение к вопросам теории литературы. Николай Николаевич всегда отличался
чёткостью сознания; он виртуозно, по-другому не скажешь, обращался с
литературными категориями, он всегда указывал, кто и в каком значении их
использовал, но, кроме того, раскладывал их на мельчайшие составляющие,
объясняя каждую из частей. Таким образом, ему удавалось точно и ясно определить
сложнейшие термины. Свои аналитические операции он всегда подтверждал самыми
разными, почти всегда метафорическими, но точными примерами, которые навсегда
запоминались его слушателю: природа света, сороконожка, кочка зрения. Эти
примеры в очередной раз доказывали то, что филология для него - не наука о языке или слове, а способ познания
мира, которая имеет своим предметом само существование человека.
Вопросы теории и истории литературы вели дальше – к
эволюции, как литературы, так и человека. Наверное, чаще всего из классиков
литературоведения Николай Николаевич обращался к русским формалистам. Опять
ловишь себя на мысли, что это всего лишь
та сторона, которая открыта конкретному человеку – мне, кажется, что другой
может с лёгкостью это оспорить, но… в моём случае это именно так. Мы очень
много говорили о теории эволюции Тынянова.
Казалось, Николая Николаевича восхищает простота, но в то же время
чрезвычайная глубина идей русского литературоведа. Зная и уважая западную
литературно-философскую школу, он, казалось, относился к ней с некоторой долей
скепсиса (если уместно это слово), может быть, она больше напоминала
загадывающего загадки сфинкса, чем отвечающего оракула, но боюсь, что это
могут быть лишь мои ощущения, моё
восприятие. В работах Тынянова Николай Николаевич видел то, к чему сам, как я
думаю, всегда стремился – универсальность, попытку охватить всю сложность
явлений, составляющих единый процесс развития литературы. Именно поэтому он с
большим энтузиазмом взялся за разработку для кафедры русской литературы курса
"Исторической поэтики". В этом
курсе сошлись проблемы сознания и зарождения литературного творчества,
литературы и культуры, которые его так занимали. Безусловно, дорого для него
было и то, что он мог в этом курсе обратиться к античности, которую он так
любил (несмотря на свою занятность, он мечтал читать курс античной литературы в
университете).
|
